Переводчик: hirasava
Бета: нет
Оригинал: "Le paure che nascondi dietro gli occhi" by AlexEinfall. Текст: www.efpfanfic.net/viewstory.php?sid=3210020&i=1 запрос отправлен.
Размер: миди, 7038 слов в оригинале
Пейринг/Персонажи: Морган/Рид, Хотч
Категория: слэш
Жанр: драма, ангст, ER
Рейтинг: NC-17
Краткое содержание: Страх может ослеплять, почти как любовь. Когда происходит несчастный случай, Спенсер вынужден противостоять своим страхам, о которых и не подозревал раньше...
Примечание: Аннимационная обложка smages.com/images/alexeinfal.gif Это видео, на мой взгляд,подходит фику www.youtube.com/watch?v=SG6Pv1P78gs
Размещение: запрещено без разрешения переводчика.
читать дальше
Со способностью любить в нас также пробуждается уязвимость и глубочайшая чувствительность.
Жан Ванье*
В каждом из нас живет маленькое, дрожащее существо.
Ребенок спускается в подвал, темный и сырой. Он по-детски утешает себя, что монстры, в принципе, не могут добраться до него, если солнце все еще стоит высоко в небе, потому что их время — ночь. Но все же он боится: дрожит и сжимает руки на груди, инстинктивно стараясь защититься. Что-то шелестит во тьме. Сердце останавливается, затем, подпрыгнув, бьется уже в горле. И хотелось бы убежать и спрятаться в объятиях матери, потому что там, на ее груди безопасно и никто не сможет его обидеть.
— Рид.
Спенсер смотрит на Моргана. Видно, как тот сконцентрирован на цели. Он жестом показывает разделиться и продолжить движение. Рид кивает, держась за ручку тяжелой деревянной двери. С ним три агента, но каким-то образом он чувствует себя открытым и незащищенным, теперь, когда Морган остается контролировать коридор. Когда, наконец, дверь открывается и появляется темная лестница, ведущая в подвал, не удается выбросить из мыслей образ ребенка.
Он чувствует себя беззащитным и уязвимым, как птенец, выпавший из гнезда.
Он на мгновение задается вопросом, чувствовал ли Райли то же самое, или это глубинные, первородные эмоции, пробудившиеся от слишком большого количества невинных жертв.
Лестница, спускающаяся вниз, кажется вполне нормальной. Фонарики, прикрепленные к пистолетам, словно сияющие вдали маяки:появляется мебель, накрытая простыней, затем полки, забитые инструментами и различной утварью, корзина со старыми бутылками вина.
В темноте, ослепленные светом фонариков, его никто не увидел. Запах плесени почти невыносим, смешавшийся с запахом засохшей крови. Новый шлейф обрушился на обоняние внезапно — миазмы пота и адреналина. Спенсер поворачивается, но слишком поздно.
Монстр без лица хватает его. Растерявшись, несмотря на свое гипербдительное состояние, он кусает внутреннюю сторону щеки. Даже боль от этого не в состоянии утихомирить ужас, когда нападавший его обездвиживает.
— Всем стоять! — кричит агент, указывая фонариком на лицо Спенсера.
Он ощущает частое дыхание человека на своей шее и вздрагивает. Если бы только Морган был здесь… Но он знает, что должен сохранять спокойствие. Поднимает руки, удивленный, что выронил пистолет.
— Спокойно, — говорит он нападающему, который сильнее сжимает руку у него под подбородком. Воздуха резко не хватает, сердце с усилием качает кровь, перестающую поступать из яремной вены. Голова кружится, мысли путаются. Не сумев сглотнуть, он понимает, что может захлебнуться собственной слюной.
Он не хотел бы умереть подобным образом.
— Бросьте оружие и сдавайтесь, — слышит он голос одного из агентов.
Все то оружие, что было у агентов с ним, ранее вселявшее в него ощущение безопасности, теперь вызывало страх. Он чувствует, как дуло пистолета прижимается к его виску. Знает, что ДА, ОН ВОЛНУЕТСЯ, и это совсем ему не на пользу.
Он хотел, чтобы Дерек находился сейчас рядом, больше, чем когда-либо до этого. Он хочет укрыться в его объятиях, потому что это, кажется, единственное самое безопасное место. На их головы падает слабый свет из коридора, создавая неясную тень.
— Брось оружие!
Спенсер узнает голос Моргана, но не поднимает головы.
Он далеко.
Все его чувства сосредоточены на теле, прижимающемся к нему. Преступник вздрагивает, ослабляя на мгновение хватку вокруг его шеи. Спенсер знает, что это его последний шанс. С невероятной силой и отчаянием он кусает его руку, пока не чувствует, как зубы достигают нервов. Мужчина издает нечеловеческий крик, отступая, словно раненое животное. Спенсер падает на землю, и почти немедленно раздаются выстрелы. Он падает на него сверху, припечатывая своим телом к полу. Когда, наконец, агенты освобождают Рида, он , дрожа, встает.
У Моргана на лице застывает выражение ужаса.
— Ты в порядке? — спрашивает он, опустив оружие и подходя к нему. — Спенсер, это твоя кровь?
Доктор проводит пальцами по своим губам. Они красные. Он поднимает взгляд на Дерека и чувствует, как дрожь еще сильнее сотрясает его.
— Частично.
— Спенсер…
Больше нет других слов, кроме «о боже мой», звучащих в уме.
— Я знаю, — бормочет он с пугающим взглядом. Морган сжимает рукой его плечо, сильнее, чем это необходимо.
— Все будет хорошо, Рид, — говорит он, кажется, убежденный в своей правоте.
Спенсер и хотел бы чувствовать себя в безопасности, но больше не осталось места, где он мог бы скрыться.
***
Хуже всего то, что Спенсер знает о своей ошибке. Инстинкт самосохранения взял верх над разумом. Все знали, что он был болен, потому что это была часть фактора стресса, которая привела к убийствам. Спенсер теперь может в полной мере ощутить силу стресса преступника. Сидя рядом с Морганом на сидении во внедорожнике, он смотрит на свои руки, потому что ничего, кажется, больше не имеет смысла.
До сих пор он чувствует в горле вкус крови того человека.
— Я не оставлю тебя, Спенсер, — говорит Морган, бросая на него взгляд. — Все будет хорошо.
Спенсер хотел бы рассердиться, разразиться речью, что ничего не будет хорошо, потому что у него вполне может быть чертов ВИЧ, но не делает этого. Он не в состоянии испытывать ярость, которая должна быть естественна при данных обстоятельствах.
Непонимание своих чувств отличается от полного бесчувствия.
Спенсер не видит разницы между этими понятиями, не сейчас. Интересно, она действительно существует, или Гидеон полностью ошибался?
— Хочешь, я отвезу тебя в больницу?
Рид качает головой.
— Если заражение произошло, еще слишком рано, чтобы определить это. Прошло всего три часа, а значит, безусловно, антитела против ВИЧ еще не полностью сформировались. Период задержки, в который иммунная система активно не реагирует на патогенные микробы может продлиться еще шесть недель. Через полтора месяца я сделаю тест, который следует повторить еще через три месяца.
Дерек снова бросает на него взгляд, но Спенсер не отрывает глаз от приборной панели. Он поднимает их только тогда, когда напарник протягивает руку и кладет ее ему на колено.
— Эй.
Он улыбается, но его теплый, обнадеживающий жест не в состоянии прорваться через барьеры в сознании Рида. Все это не может быть реальным, даже Дерек наверняка сейчас не здесь.
— Я сказал, что все будет хорошо.
Спенсер вздыхает и закрывает глаза рукой. Как может Дерек верить в это?
Монстр, в конце концов, выиграл.
***
Спенсер тяжело вздыхает, вдруг почувствовав себя непослушным ребенком. Никогда не приходилось ему торчать под дверью директора его школы, но перед кабинетом Хотча он вынужден собраться с силами и сделать вид, что все хорошо. Он робко стучит в дверь, и уверенный голос начальника предлагает ему войти.
Аарон Хотчнер сидит за своим столом. Он порывается встать, но не делает этого, поскольку это действие означало бы, будто что-то изменилось. Хотч остается на своем месте и жестом предлагает ему присесть. Все делают вид, что все, как прежде, даже иммунная система Спенсера. Но он отчетливо ощущает изменения внутри себя.
Морщины на лице начальника становятся глубже. Он сжимает тонкие губы и смотрит на него. Его голос мягок и спокоен, но язык тела выдает напряжение. Все симфонии, которые проигрывают тела окружающих теперь, кажется, звучат фальшиво, и никто не может заново настроить свой инструмент.
— Как ты себя чувствуешь, Спенсер?
Не существует простого ответа на этот вопрос, так что он лишь пожимает плечами.
— Я в порядке.
Хотч должен знать, что это ложь, но он и не ждет от него правды. Он кивает и складывает руки на столе.
— С юридической точки зрения, ты имеешь право на… отпуск.
— Я отстранен? — возмущенно спрашивает Рид.
— Нет, Спенсер. Это просто перерыв, для твоей безопасности.
«И нашей», — мысленно добавляет Спенсер.
Он чувствует себя в центре внимания, чего сейчас не хотел бы, но единственный способ отвлечься, который он может найти, — это его ум.
— Рок Хадсон был первой знаменитостью, которая призналась, что у него СПИД, ты знаешь об этом? В 1984 году пресса написала о его болезни, которая в то время считалась прерогативой изгоев. Эта новость немедленно коснулась больницы, в которой он находился, и его оттуда «попросили». Авиакомпании отказались продать ему билет. Актриса Линда Эванс, которую он поцеловал в сериале «Династия», немедленно кинулась проводить медицинские осмотры. Тогда практически ничего не было известно об этом вирусе или о способах заражения. Фактически, они были открыты недавно, хоть и на основе результатов исследований Роберта Галло в 1982 году и Франсуазы Барри-Синусси в 1983 году.
Спенсер останавливается, заметив тяжелый взгляд Хотча. Он смотрит на свои трясущиеся руки и прячет их за спину.
— Спенсер, мы не в восьмидесятых.
- Я знаю, Хотч.
Он молчит, потому что у него нет на этот случай никаких фактов. Хотя, на самом деле, он знает их тысячи, но ни один из них не кажется подходящим для данного момента. Должен ли он рассказать ему об открытии АЗТ* и препаратах нового поколения, таких, как «Невирапин» и «Ритонавир»? Или, может быть, лучше вспомнить оптимизм Дэвида Хо**, убежденного в возможности побороть вирус? Или, может быть, о дискриминационной кампании Буша?
Нет никакой информации, которая могла бы ослабить петлю, обвившую его грудь. Каждый вдох дается с трудом, как и тогда, когда его сжимал преступник.
— Для протокола , анализ будет проводиться в лаборатории ФБР, ну и чтобы соблюсти конфиденциальность для тебя. Когда получим результаты, ты сможешь вернуться к работе.
— С каким из результатов теста я смогу работать?
Хотч хмурится еще больше, но не отвечает.
— Могу ли я сдавать NAT-тесты, которые дадут ответ в течение двадцати дней с того момента, как произошел контакт? Он не так точен, как ELISА—тест, но может сигнализировать о зарождающейся инфекции. Еще можно сделать анализ на антитела p-24. Даже здесь…
— Рид.
Спенсер не может помешать ему хмуриться. Он поднимает взгляд на Хотча, но не выдерживает его и смотрит на фотографии Джека.
— Существует 50% вероятность того, что результат будет положительным. Контакт крови является одним из самых опасных.
Хотч следит за его взглядом, и на его лице появляется боль. Джек улыбается со снимка и кажется невинным и счастливым.
— В этом случае ты получишь всю необходимую поддержку от БАУ. Затраты на медицинские услуги, медикаменты и пенсию по инвалидности, - Хотч замолкает, затем ему кажется, что необходимо уточнить: — Протокол ФБР не предусматривает того, чтобы люди, болеющие СПИДом, могли и дальше находиться на службе.
Спенсер соглашаясь, кивает, потому что разумом понимает, что так надо. Воспроизводит в памяти протокол и тот первый день, когда прочитал его. Он не в состоянии стряхнуть с себя ощущение, что они говорят не о вероятности, а о чем-то свершившимся и предопределенном. Об условии, возможности, которая, однако, его не касается. Он знает, что отрицание — первый шаг, но этому знанию, похоже, не судьба задержатся в сознании.
Все нуждаются в защите, чтобы выжить. Он не знает, что будет делать, когда это угаснет в нем.
— На этом все?
Хотч пристально смотрит на него. Спенсер знает — увиденное ему не нравится, но, тем не менее, кивает.
— Еще одна вещь, — говорит он, когда Рид уже почти вышел.
Он скрещивает руки на груди. Даже Хотчу нужно защищаться.
— Моя дверь для тебя всегда открыта. Если понадобиться поговорить. О чем угодно.
Спенсер улыбается, поражаясь, как мало усилий требует от него сие действие. Независимо от того, насколько чуждо ему это сейчас.
— Я запомню, Хотч. Спасибо.
Последнее, что Спенсер хочет — это говорить об этом.
***
Когда тьма, словно темное одеяло, окутывает его, он включает светильник, стоящий на тумбочке, который немедленно принимается волнами разливать желтый свет, падающий на все поверхности в комнате. Тени прячутся по углам и исподтишка тянут свои зубастые морды, стремясь улучить момент и вцепиться в свою жертву.
Он чувствует малейшее изменение в звуках квартиры. Гул холодильника на кухне, капающий в ванной кран и скрипящий деревянный, пол в гостиной. Он подпрыгивает, когда входная дверь открывается. Зажмуривается, сжимая простыни в кулак, не обращая внимания на пот, покрывший кожу.
Слышатся шаги Дерека, движущегося по квартире. Он подходит к двери спальни и на минуту останавливается.
Когда Морган входит, Спенсер старается расслабиться, чтобы сохранить нормальное дыхание. Он знает, что Дерек вглядывается в его лицо, чтобы понять, спит он, или нет. Слышит шелест одежды, и, наконец, матрас продавливается и шуршит постельное белье.
— Эй, парень, — бормочет Дерек, прежде чем коснуться его.
Он обнимает его своей сильной рукой, полной жизни, вливая тепло, которое, тем не менее, не в состоянии пробиться через барьер его потной кожи. Спенсер заморожен изнутри. Он не может отогнать от себя чувство дискомфорта от этой близости.
Дерек проводит пальцами по его волосам, обхватывает затылок и целует. Другой рукой гладит его по животу, задирая тонкую ткань футболки, и спускаясь ниже. В другое время, в прошлой жизни, Спенсер бы расслабился от этих движений, вцепился бы в них, чтобы прогнать одиночество, живущее в нем. Отдал бы Дереку свое тело, потому что это всегда было его способом борьбы со скрытой неуверенностью его партнера.
Но это было бы до того инцидента.
Сексуальное желание не умерло в нем, но теперь основательно разбавлялось тревогой. Он чувствует себя грязным, как радиоактивный отброс, а Дерек — это кот, запертый в ловушке их отношений. Ридовские изотопы при взаимодействии могут убить его. А могут и не тронуть. Гарантии нет, потому что даже если ловушка открыта, внутренняя среда все равно опасна.
— Я не хочу, Дерек, — бормочет Спенсер, пытаясь отодвинуться.
Пальцы замирают на его виске, а другая рука — на пупке плоского живота. Дерек выдыхает ему в шею и ложится рядом. Он прижимает его к себе, игнорируя немое сопротивление.
— Знаю, что ты боишься, Спенсер. Но я всего лишь хочу тебя обнять. Я скучал.
Спенсер изо всех сил сдерживает подступившие слезы, запрещая себе заплакать.
Если бы он не любил Дерека, защитить его было бы гораздо проще.
***
Бекон и яйца — настолько простое блюдо, что и «блюдом» назвать его кажется преувеличением. Когда полоски бекона начинают поджариваться и скручиваются по краям, Спенсер разбивает два яйца и опускает их в кипящее масло. Дерек любит именно так. Он быстро перемешивает массу лопаткой, взбивая ее в небольшие комочки.
Он обнаружил, что простые вещи - все, что ему остается.
— Эй, красавчик, — бормочет Дерек и обхватывает его руками, встав позади.
Его тело излучает привычный жар, и зажатый между ним и горячей плитой Спенсер чувствует пот, пропитывающий футболку.
Дерек целует его в шею, улыбаясь, когда касается губами кожи.
Спенсер пытается вырваться, под предлогом, что ему нужно взять тарелку.
— Как спалось сегодня?
Спенсер пожимает плечами. По тону, которым был задан вопрос, становится ясно, что партнер и не надеется услышать от него правдивый ответ. Никто, кажется, не ожидает от него ответа, возможно, им вовсе не хочется его знать.
Он слышит, как Морган вздыхает, затем поднимает руки, чтобы погладить его плечо. Спенсер закрывает на мгновение глаза, борясь с желанием стряхнуть его руку. Несмотря на свою сдержанность, Дерек, должно быть, ощущает, насколько задеревенела его спина, и (Спенсер не сомневается) только поэтому его руки блуждают между его лопаток. Ощутимо надавливают, прежде чем погладить, поднявшись до шеи и остановиться там. Даже сейчас Дерек пытается утешить, напомнив ему без слов, что он не отвратительное и пугающее существо, хотя, вполне возможно, и болен. Просто это Дерек. Человек, в которого влюбился Спенсер даже раньше, чем понял, насколько это важно для него.
— Спенсер?
— Хм?
Дерек улыбается и указывает кивком головы на сковородку.
— Черт возьми, — бормочет доктор, убирая ее с огня.
Он раскладывает по тарелкам немного пригоревший завтрак, чувствуя облегчение от отсутствия контакта с Дереком.
Спенсер в тишине пьет кофе, глядя на спокойно поглощающего пищу напарника. Кажется, он очень увлечен едой, как будто это очень важно, словно не сидит около него больной, который дышит с ним одним воздухом.
Спенсер не представляет, как Дерек может не видеть болезнь, оплетающую его своими мерзкими щупальцами. Она смешивается с кровью, становясь частью плазмы. Он уже не доктор Рид. Он — мистер Рид, пациент Рид. Эта мысль пугает, и слова из той, другой жизни проникают глубоко в его ум, запутывая.
«Страх- путь на Темную Сторону. Страх ведет к гневу, гнев к ненависти, ненависть — к страданиям"***.
Он не в состоянии коснуться Дерека, любить его, как раньше, возможно, всему виной его личная Темная Сторона? Он не знает, что должен сделать, чтобы избежать этого порочного круга, который, кажется, замкнулся, отделив его от всего.
- Я хотел зайти в этот новый книжный магазин, который открылся рядом с Борисом, — говорит Дерек, жуя и глотая кусок. — Пойдешь со мной?
Спенсер смотрит на свой кофе, сжимая пальцы вокруг чашки, чтобы скрыть дрожь в них. Каким-то невероятным образом ему кажется, что кожа слишком сильно натягивает кончики пальцев. Может, он уже теряет вес? Когда люди смотрят на него, видят ли они его болезнь? А Дерек, он видит?
— Рид?
Когда он поднимает взгляд, то замечает нечто похожее на обеспокоенность во взгляде Дерека.
Возможно, он, наконец, увидел пациента Рида?
— Что мы делаем?
— Прости? — спрашивает Спенсер, невинно улыбаясь.
Он ненавидит его, хотя чувствует, что это неправильно. Ненавидит, ибо тот делает вид, будто все нормально, словно человек, которого он считает центром своей жизни, не может умереть в течение нескольких месяцев, или, наоборот, прожить долгую жизнь, полную боли и ограничений. Ночью, когда он открывает глаза и задерживает дыхание, Дерек продолжает обнимать его, как будто действительно близость сейчас не приговор. Секс - то, о чем Спенсер не может больше даже думать. Ни с Дереком, ни, тем более, с кем-то другим. Он открыл для себя радости занятий любовью благодаря своему партнеру, и было больно думать, что теперь, вероятнее всего, ему придется отказаться от этого. Навсегда.
Спенсер поднимается, неся с собой чашку, и облокачивается о рабочую поверхность кухни. Расстояние между ними теперь кажется ему необходимой, непреодолимой границей. Но Дерек снова игнорирует эту черту, поднимаясь со стула и приближаясь к нему. Отступить невозможно, и Спенсер откланяется вправо под внимательным и пронзительным взглядом Дерека.
— Что беспокоит тебя, Спенсер?
— Это… — шепчет он, указывая на пространство между ними. — Это неправильно. Ты должен держаться подальше от меня.
— Что?
Дерек улыбается, но это улыбка немного тусклее обычной.
— Не глупи, Спенсер. Тебе это не идет.
— Нет! — почти кричит доктор, отходя еще, когда Дерек приближается.
Удивленный силой собственного гнева, он ошалело смотрит на Моргана. Тот сжал губы в прямую линию, значит, он уже перешел от терпения к серьезной озабоченности и тревоге.
Он долго сдерживается, до тех пор, пока Дерек не протягивает руку и слегка не касается его плеча. Спенсер не может заставить себя не вздрогнуть. Морган убирает руку, затем поднимает ладони в знак капитуляции.
Страшные воспоминания поражают Спенсера, заставляя его судорожно сглатывать, ощущая тиски паники, сжимающие грудь.
— Поговори со мной, Спенсер, — просит Дерек, опустив руки. — Не закрывайся еще сильнее. Я просто хочу помочь тебе.
Этот тон, такой мягкий, такой увещевательный … Тот самый, что используют агенты при общении с жертвами, оставшимися в живых. Теми, что потеряли надежду. Ходячими мертвецами.
Спенсер обижен, и причины этого он не желает понимать. Рациональной частью мозга он осознает, что это — реакция на ситуацию, в которой он оказался, и знает, что Дерек тоже понимает это. Тем не менее, когда бездна, разделяющая людей, ширится, причины становится не такими уж важными.
— Дерек, просто… Сделай вид, что все нормально.
— Нет, Спенсер. Все нормально будет только тогда, когда действительно станет нормальным. Ты сделаешь тест, и увидишь, что он — отрицательный.
— Как ты можешь это говорить? — выпаливает Спенсер, сильнее сжимая чашку. — По какому праву обманываешь меня?!
Дерек замирает. Он открывает рот и тут же его закрывает. Смотрит в пол. Когда поднимает взгляд, что-то поблескивает в его глазах.
— Я должен верить в это, и ты тоже.
— Я хочу, чтобы ты ушел!
— Нет. На самом деле, ты не хочешь этого. Ты просто зол от того, что с тобой случилось.
— Не говорите мне, что я хочу, а чего - нет! — рявкает Спенсер, швыряя чашку на стол.
Он ощущает себя открытым и беззащитным, поэтому обхватывает себя руками в защитной позе.
Дерек пристально наблюдает за ним, отмечая это, затем качает головой. Наклоняется, чтобы взять чашку, и касается рукой локтя партнера. Спенсер закрывает глаза, запрещая себе идти на контакт. Это неправильно.
Он чувствует себя загнанным в угол — знает, что в этой ситуации следует бежать, прежде чем скажет или сделает что-то иррациональное, но не может пошевелиться.
— Уходи, Дерек. Если ты действительно дорожишь мною — хватит притворяться. Я не нуждаюсь в твоей жалости.
Жалость.
Это слово зависает в воздухе, как тяжелое, темное облако перед грозой.
Звяканье фарфора о металлическую поверхность раковины заставляет Спенсера рефлекторно открыть глаза.
Он смотрит на чашку, брошенную в раковину, прежде чем переводит взгляд на Дерека. Тот стоит, опираясь руками на столешницу, сжимая руками ее края до побелевших костяшек. Его спина напряжена. Он тяжело дышит, пытаясь сдержаться.
Спенсер не может по-настоящему испугаться Дерека. Возможно, он желает получить такую бурную реакцию, которая смогла бы разрушить их будущее. Совместное будущее. В этот момент он не может полагаться ни на какую уверенность, тем более иллюзорную.
— Если ты все еще со мной, потому что ощущаешь вину, то не стоит. Я разрешаю тебе уйти. Вперед!
— Хватит! — рявкает Дерек, поднимая голову и глядя на него.
Спенсер никогда не думал, что возможно хоть в чьих-то глазах увидеть такую дикую смесь негодования и разочарования. До сих пор не знал.
— Прекрати. Немедленно. Я знаю, что ты пытаешься сделать, и это не сработает. Я не позволю тебе поступить со мной так.
Спенсер обессилено и разочаровано опускает руки. Кажется, не существует способа оттолкнуть Дерека, потому что он верен до конца. Это неправильно, ни для кого из них. В мозгу сверкает мысль — он должен чувствовать себя виноватым, потому что проще заставить его все бросить, чем позволить остаться и любить.
Сейчас не время для чувства вины.
— Я не хочу, чтобы ты находился здесь, разве ты не понимаешь? Когда придет тест и результат окажется положительным, что ты будешь делать, хм? Уйдешь, так что стоит сделать это сейчас.
Дерек выпрямляется и хватает его за запястье. Сжимает, сильно сжимает, но эту боль Спенсер безоговорочно принимает.
— Прекрати так говорить. Возможно, я перестал быть тебе нужным, но это не дает права оскорблять меня.
Спенсер не уверен, прав ли Дерек.
— Не прикасайся ко мне, — шипит он, глядя на темную руку, сжимающую его запястье.
Его кожа настолько бледная? Он чувствует электрический разряд, который заставляет волоски на руке встать дыбом и похолодеть кожу. Он сейчас в таком состоянии, что только и может думать, что это неправильно, и Дерек не должен прикасаться к нему.
Радиоактивный отброс.
Его голос сочится отвращением и гневом, и в этот момент Дерек не способен различить, на кого он обращен. Он принимает это на свой счет и резко, с болью в глазах одергивает руку.
— Ты действительно не хочешь, чтобы я находился здесь? — слабо шепчет он. — Я не могу поверить, Спенсер. Я здесь, с тобой, от начала и до конца. Как ты можешь так поступить со мной? Как можешь выкинуть меня? Я должен быть здесь, разве ты не понимаешь?
Спенсер чувствует, как жжет в глазах. Он отворачивается и трет их. Рид не хочет, чтобы Морган заметил, не сейчас.
— Прошу тебя, Дерек. Все кончено.
— Почему? Черт побери, почему ты так поступаешь?!
— Потому что я болен! — выпаливает Спенсер, поворачиваясь.
Дерек широко открывает глаза, Спенсер чувствует, как слезы собираются в уголках глаз. Он, в конце концов, произнес это, и теперь никто из них не может сделать вид, что сказанное — не реальная вероятность.
— Я не хочу, чтобы ты прикасался ко мне, и не нуждаюсь в твоей жалости. Если ты не уйдешь, клянусь именем моей матери — я дам тебе повод сделать это!
Тело Дерека, такое сладкое и идеальное в глазах любовника, превращается в камень, напряженно и ужасающе застывая. Спенсер ощущает в нем вес произнесенных только что слов, давящих и кошмарных.
Морган отходит от шока. Первая реакция — конечно же ярость, она инстинктивна.
— Ты, что, действительно угрожаешь мне?! — выпаливает он и мигом сокращает расстояние между ними.
Если бы это был кто-то другой, и у Спенсера не было бы воспоминаний о том, насколько нежный и любящий этот человек, то он наверняка испугался бы его.
— И в чем заключаются твои угрозы? Ты намеренно заразишь меня или отправишься изменять мне?! А может, и то, и другое?!
Рид не может проглотить комок, застрявший в горле. Хотелось крикнуть - нет, никогда, черт возьми, я не сделаю этого, Дерек, как можешь ты подумать такое? Но не ему винить его после того, что он сказал. Даже если бы он накинулся на него с теми кулаками, которые сейчас судорожно сжимал, он бы не осудил его.
Но Дерек в очередной раз поражает его — он ничего не говорит в ответ и, тем более, не кидается на него. Это странно и удивительно, но Морган, несмотря ни на что любит его и верен ему. Это постепенно доходит до Спенсера, и он задается вопросом, сможет ли поднять когда-нибудь глаза и при этом не ощутить удушающее чувство вины.
— Я знаю, что ты не болен, — твердо говорит Дерек. — Но при этом уже начал копать себе могилу.
Он сжимает кулаки и трясет головой. Когда направляется к двери, Спенсер чувствует инстинктивный порыв последовать за ним.
— Куда ты?
— Я ухожу, ты этого хочешь, — отвечает Дерек, не глядя на него.
Он хватает ключи от машины и куртку.
— Я люблю тебя, Спенсер, но сейчас — ты не тот человек, которого я знаю, и я не могу… теперь я даже не могу смотреть на тебя. Это не ты. Когда вернешься, когда опять станешь самим собой — дай мне знать.
Он уходит, закрыв за собой дверь. Спенсер опирается о нее лбом, но не чувствует облегчения, которого ожидал.
Он ранил Дерека. Его терпение и любовь велики, но он человек, и у него тоже есть пределы. Он довел их до разрыва и на все чувства Дерека ответил лишь недоверием.
Он должен был освободиться. Должен был стать лишь оболочкой — телом и душой, которые готовы к тому, чтобы, наконец, просто закрыться в своей раковине и замереть.
Но все, что он сейчас ощущал — лишь боль и непосильное бремя на груди.
***
На шестой неделе после того, что он в своем сознании обозначил как «инцидент», Спенсер понимает, что не смерть пугает его больше, а болезнь. Потеря контроля над разумом и телом, неспособность это остановить, сломаться — вот та реальность, которую он не в силах предсказать. В тот же день, он чувствует себя более усталым и слабым. Он смотрит в зеркало, и не узнает собственное лицо:волосы потускнели, выглядя неживыми, словно это парик,кожа натянулась на скулах, и глаза постоянно слезились и казались мутными. Он спрашивает, назвал бы его сейчас «красавчиком» Дерек, как раньше, имея обыкновение ласково обращаться к нему так, особенно, когда они лежали в постели. Он вздыхает, потому что ему очень не хватает этого прозвища, ласки и любви.
Но он берет себя в руки и достает телефон. Однако, звонит не Дереку, а Гарсии. Она не протестует, когда он просит ее взять запись, которую он сделал для своей матери, и передать ее ей тогда, когда смерть постучит в его дверь. Теперь, по иронии судьбы, ему кажется, что умереть тогда от сибирской язвы было бы лучше. Их компьютерный гений не протестует, но Спенсер вполне может представить, как ее глаза наполняются слезами. Ему было жаль ее, Джей-Джей, Хотча, Росси, Алекс…Ох, Алекс.
Гидеону повезло, потому что никогда не узнает.
Эмили частенько звонит ему, смеясь и описывая затейливую архитектуру Парижа. Спенсер закрывает глаза и представляет ее. Когда опускается ночь, он пялится в потолок и представляет себе Париж, и Дерека, который никогда не любил говорить по-французски. С его памятью, Спенсер легко изучал все языки, которые только хотел выучить. С любимым Дереком он мог путешествовать по всему миру и целовать его под небесами каждого города. Но он этого не понимал раньше, а потому — не делал. Он задавался вопросом, будут ли у него силы, чтобы все-таки воплотить это.
Ночью, по прошествии шести недель, Спенсер берет мобильный телефон и набирает номер Дерека. Словно он не был тем, кто оттолкнул единственного человека, который любил его с той особой силой, связывающей его с жизнью, которая и является самой жизнью. Он слышит его голос, в первый раз в шесть недель.
— Я скучаю по тебе, — просто говорит он. Рид чувствует, как Дерек на другом конце задерживает дыхание. Кажется, он едва сдерживает эмоции, когда, наконец, отвечает:
— Могу я прийти к тебе, или ты снова дашь мне пинка?
Спенсер смеется и смотрит на часы. До результатов теста осталось шесть часов.
— Думаю, я смогу сделать над собой усилие и сдержаться.
Дерек смеется.
— Я буду через десять минут.
***
Открытие дверей — всего лишь обычное движение, обычно выполняющееся автоматически, но теперь Спенсеру трудно не увидеть в нем что-то символическое. Не нужно Фрейда или Вацлавика*, чтобы понять, что этим безмолвным жестом он хочет сказать что-то.
Все поведение при взаимодействии имеет ценность сообщения***
Только вот он не знает, для Дерека это сообщение, или для него.
— Эй, парень — приветствует его Дерек, тепло и ослепительно улыбаясь.
Прежде чем войти, он протягивает ему коробочку, перевязанную лентой, которую он достает из кармана куртки. На вешалке для одежды есть свободный крючок, на который Морган всегда вешал свою одежду. С того момента, как он ушел, крючок всегда пустовал.
Спенсер одной рукой закрывает дверь, а другой встряхивает коробочку. Поднимает взгляд и заворожено спрашивает:
— Что это?
— Подарок, — говорит Дерек, говоря с ним так, словно он ребенок.
— Мне казалось, что ты не думаешь, что я болен. Зачем мне подарок?
Может быть, этого не нужно было говорить. Он кусает губы и настороженно ждет реакции Дерека. Тот поднимает брови и качает головой. Не нужно глубокого анализа, чтобы понять - тому смешно.
— Потому что ты не болен.
Мгновение они смотрят друг на друга, и тогда Спенсер чувствует, что именно сейчас — все хорошо. Так, как нужно. Перед ним стоит человек, который любит его, он вернулся домой, несмотря на то, что Рид его выгнал.
— Конечно, ты бледен как простыня, и вообще, у тебя тот еще видок, но это не значит, что ты болен.
— Я восприму это как оскорбление.
— Не стоит, — говорит Дерек.
Спенсер выгибает бровь, но в конце концов садится на стул и распаковывает свой презент. Его глаза блестят, когда он видит дорогой чай, упакованный в жестяную коробку, чтобы защитить его дивный аромат.
— Где ты его нашел? Он очень редкий и кошмарно дорогой.
— Эй, я федеральный агент, в конце концов.
— Точно.
Они смеются с той легкостью, которая была между ними прежде. Спенсер останавливается и смотрит на Дерека. Он вспоминает, как ему не хватало этого мужчины, а теперь он здесь, в шаге от него. Достаточно протянуть руку, и он сможет коснуться кончиков его пальцев. И Рид делает это. Тепло тела Дерека, когда он его обнимает, лучше, чем любое одеяло или иное искусственное тепло.
— Я скучал, — бормочет Дерек ему в волосы.
Когда объятие становится слишком долгим и интимным для Спенсера, Дерек понимает это и отстраняется. Он обхватывает лицо Рида ладонями и смотрит ему в глаза.
— Я хочу, чтобы ты поверил мне, Спенсер. Хочу, чтобы знал — все будет хорошо.
— Можешь и дальше говорить это, только откуда у тебя такая уверенность в этом?
Дерек ласково погладил его по волосам, следя взглядом за своими пальцами, а затем снова посмотрел в глаза Спенсеру.
— Это — вопрос веры.
— Ты не религиозный человек.
— Нет, нет. Но не такой веры.
Спенсер в замешательстве хмурится. На мгновение он спрашивает себя, действительно ли Дерек верит, что он нуждается в этих словах. Хорошо зная его, он понимает, что это не так: он уверен в том, что говорит. Дерек с самого начала не терял надежды. Этот человек любит его, и ничто, кажется, не в силах этого изменить. Затем Спенсер думает, что даже эта любовь может мутировать, также, как и он сам. Личность меняется под воздействием различного опыта, но, возможно, любовь Дерека и есть тот самый опыт, более глобальный и значимый, чем любая угроза болезни.
— Не понимаю.
— Это с тобой происходит не каждый день, умник.
Дерек улыбается, в то время как его пальцы перебирают волосы Спенсера, а затем останавливаются на шее. Большой палец рисует круги, и Спенсер вынужден призвать все свое спокойствие, чтобы не ответить на этот жест.
— Твоя кожа мягкая и немного прохладная, как и всегда, — бормочет Дерек, изучая почти с научным вниманием точку на шее, где рисует круги его палец. — Твой аромат свежий и слегка горьковатый, как в первый раз, когда я узнал тебя.
Ладонь обхватывает его затылок. Дерек приближается, до тех пор, пока Спенсер не ощущает его дыхание, щекочущее ему губы. Он тихо целует его, наслаждаясь, словно это впервые. Морган гладит его лоб и улыбается шире.
— И вкус у тебя такой же, как всегда — сладкий имбирный напиток. Ты человек, в которого я влюбился, Спенсер. Ты не болен.
— Это… — Спенсер кусает губы, пытаясь заставить работать свой ум. — Это не рационально, Дерек. Ты не можешь поставить диагноз просто поцеловав меня.
— Разве не ты говорил, что собаки чуют болезнь?
— Ты не собака, и это не доказано, — Спенсер останавливается, наблюдая за веселой ухмылкой Дерека. - Ах, это была шутка…
Дерек наклоняется и снова целует его, на этот раз Спенсер не может найти причину не ответить. Это он, только он сублимирует реальность и фантазии. Дерек искренен, в нем нет ни жалости, ни страха. Теперь Спенсер в состоянии увидеть это.
Когда язык Дерека, теплый и нежный, касается его, Спенсер не отвергает и размыкает губы, чтобы впустить его. Руки Моргана обнимают и прижимают к себе, и это кажется правильным — его грудь самая лучшая крышка, которая держит ящик Пандоры закрытым, не выпуская на волю его страхи. И, когда его ноги начинают дрожать и подгибаться, а перед глазами вспыхивают звезды, Спенсер чувствует, что они движутся, путаясь в ногах друг друга. Они доходят до спальни, но на них все еще слишком много одежды. Снимать штаны всегда неудобно, особенно, когда делаешь это дрожащими от нетерпения, а потому неуклюжими, руками, но Дерек останавливает его, перехватив запястья и толкает на матрас. С ухмылкой, он наклоняется и целует его, прежде чем начать медленно раздевать. Спенсер вытягивается на постели — расслабившийся, покорный, позволяя Дереку снимать с себя одежду, предмет за предметом, пока не остается лишь он, откровенный в своей первозданности. Когда Дерек раздевается, их ноги переплетаются, и между ними не остается ни миллиметра пространства. Все так привычно — у прикосновений и этого прекрасного тела те же вкус и гладкость, которые он любил. Спенсер, не ощущает себя другим — больным или заразным. Впервые за полтора месяца.
Даже если они оба в ловушке, он больше нигде не хотел бы быть так сильно.
— Спенсер, посмотри на меня.
Он открывает глаза, не помня, когда закрыл их, и смотрит на Дерека потемневшим от желания взглядом. Он хочет лишь его, его одного. На секунду он ощущает себя беззащитным и слишком открытым, но в полной мере осознает это и принимает. Дерек замечает это и кладет руку ему на грудь. Он, опираясь локтем на кровать, приподнимается, давая ему пространство, но при этом стараясь не потерять контакт.
— Ты прекрасен, Спенсер, — шепчет, прежде чем поцеловать его.
Прекрасен.
Это слово теперь кажется благословением.
Он не знает, сколько раз Дерек повторил это, шепча в каждый сантиметр его кожи, которого касались его губы и язык, но когда, наконец, он достигает члена, Спенсеру кажется, что он пронизывает каждую клетку в нем. Горячие губы смыкаются вокруг него, и он теряет связь с реальностью. Спенсер ощущает себя по-настоящему прекрасным, словно языческое божество, которое лежит, подставляя свое тело солнцу, в то время как янтарные от света воды омывают его. Язык Дерека облизывает наиболее чувствительные его части, касаясь нервных окончаний, трепещущих от этого, сверкающие водопады падают с вершин, и вода бежит, омывая прохладой папоротники, пока Олимп смотрит на все это с высоты своего величия, недоступный никому, кроме нескольких, избранных существ. Спенсер выгибает спину, сжимая в кулак влажную простыню.
— Дерек…
Он знает, что, несмотря на все намерения и желания, опасно предаваться этому свободному действу. Любовник выпускает его член и возвращается к губам.
— Красивый, — задыхаясь, шепчет он ему в шею.
О его намерениях предупреждает лишь легкое прикосновение зубов, едва касающихся его кожи.
Внезапное давление. Острая боль пронзает кожу, растекаясь по всему телу. Проникает в нервы, и словно змея, быстро скользит вдоль спины по позвоночнику, останавливаясь в животе и взрываясь чистейшим удовольствием. Пик восторга превращается в контрастный душ, когда ощущения трансформируются в мысль. Спенсер открывает глаза и с ужасом смотрит на Дерека, который улыбается, напоминая самое прекрасное божество, населяющее вершины Олимпа, и глядящее вниз сквозь облака прямо на него.
— Ты меня укусил, — бормочет Спенсер, протягивая пальцы, чтобы потрогать плечо.
Дерек наклоняется к нему, не стремясь отодвинуться. Он целует метку, оставленную его зубами, посылая еще один импульс по его нервам.
— Ты не заразный, — бормочет Дерек, облизывая отметину в форме овала. — Ты — совершенный.
Его рука, горячая и мозолистая рука, хватает член и ласкает. Одновременно с этим он покрывает шею Рида короткими укусами. Эта сенсорная стимуляция пронзает каждый нерв Спенсера, смешивая боль и удовольствие, и заставляет его таять от желания. Непроизвольно, бедра начинают двигаться, подаваясь вперед, толкаясь, стремясь стать как можно ближе к Дереку.
Завороженный диким взглядом любовника, Спенсер едва соображает, когда слышит голос Дерека:
— Позволь мне, Спенс.
Спенсер слышит, сколько сил и самообладания потребовалось Моргану, чтобы сказать это, и хриплые нотки в голосе сигнализируют, что этот контроль становится с каждой секундой все менее прочным.
— Позволь мне взять тебя.
— Ты должен защититься, — говорит Спенсер, но этого согласия более чем достаточно.
Несколькими быстрыми и нетерпеливыми движениями Дерек достает презерватив и надевает его. Он выпрямляется и смотрит Спенсеру в глаза. Невидимая рука словно сжимает все нутро.
Спина Дерека дрожит от напряжения, стараясь обрести хоть какой-то контроль над желанием.
Спенсер кивает головой, позволяя ему, и первый же толчок, словно короткое замыкание, отключает мозг и заставляет сердце бешено скакнуть в груди. За несколько движений они становятся единым существом — трепещущим, звучащим в унисон. У них одна жизнь на двоих, один пульс, одно сердце. Божество на берегу медовой, янтарной реки приняло сладострастного бога, спустившегося с Олимпа. Они превратились в химер, ибо черты их стали дикими, впустив в себя тайные желания и людскую страсть. Химеры движутся, вжимаясь друг в друга, сплетаясь и опускаясь в сверкающую воду, наполняясь жизнью. Каждая часть его тела, ранее носящая на себе тяжелое бремя, теперь омыта рекой жизни, энергия и сила Дерека переполняет его. В точке их соединения, в самой глубине его сущности, в сердце и душе. И когда эта энергия, эта жизнь взрывается внутри него, словно поднимая его до небес, Спенсер кричит, вжимаясь в шею своего любовника.
Долгий стон Дерека на секунду вырывает его из этого мига оргазма и расслабленности.
Он открывает глаза и смотрит на Дерека, все еще находящегося в нем, тяжело дышащего и довольного, как никогда.
— Я люблю тебя, — бормочет Спенсер, дрожа и тяжело дыша, в шоке от грандиозности и силы ощущений.
Дерек целует его.
— И я тебя люблю. Ты спасешься.
Спенсер закрывает глаза и верит. В силу любви как символа жизни, жажды жизни. Он ощущает, как надежда загорается в груди. Он понимает, что спасение — это не только отрицательный результат теста, но возможность прижаться к груди, к сердцу человека, который любит только тебя.
***
Счастливый ребенок зажмуривается от солнца, которое острыми и яркими лезвиями лучей пронзает кроны деревьев и падает на землю. Он лежит на спине в траве, раскинув руки и ноги, ощущая под собой успокаивающее тепло земли, согретой сиянием звезд и солнца. Кошка мурчит и трется о его живот.
Спенсер поднимает веки, моргнув от света, просачивающегося через занавески и ударившего по глазам. Он не в силах сдержать улыбку. Он кладет ладонь на спину кота, изогнувшегося возле него. Смеется, когда чувствует, как заурчало животное от его прикосновения.
Другой кот, черный и похотливый, ложится на матрас рядом с ним. Его обнаженное тело покрыто капельками воды, и на мгновение кажется, что это иней. Запах его геля для душа на темной коже производит потрясающее впечатление. Возможность ощущать, думает Спенсер, самый драгоценный подарок, который сделала природа человеку.
Дерек целует его в шею, и его дыхание такое же теплое, как и это утро. Он протягивает руку к его животу и натыкается на устроившегося там серого кота.
— Эй, Хадсон, — шипит он на него. Кот потягивается, спрыгивает с кровати и уходит, прячась в одном из любимых им углов.
— Он умеет быть по-настоящему раздражающим, — говорит Дерек, кладя руку на ногу любовника.
Спенсер смеется и качает головой.
— В нашей природе любить их.
— Уверен, на меня это не распространяется.
Рид поднимает брови, но не может спорить, видя ухмылку Дерека.
— Ты должен поговорить об этом с Росси, он обожает кошек, и сможет тебе привить к ним любовь. Хотя, возможно, Гарсия была права: ты собачник.
Дерек улыбается, касаясь губами его кожи. Он обнимает его — одновременно сильно и нежно. Спенсер никогда не думал, что это возможно. До встречи с Дереком.
Солнце все выше поднимается в небе, а лежащая в постели парочка наслаждается тишиной и домашним уютом объятий.
Спенсер пробуждается от дремы, потягивается и садится на кровать. Выбраться из объятий Дерека не просто, ни в физическом, ни в эмоциональном плане, но наступает время вставать. Опускает ноги на пол, ощущая босыми ступнями его холод.
Хадсон открывает свои желтые глаза и с любопытством смотрит на него, но потом решает: все, что будет делать его хозяин, не имеет к нему ни малейшего отношения, а потому снова погружается в сон.
Спенсер собирается вставать, когда сильные руки хватают его за бедра. Дерек прижимается к его спине, целует его в шею, задевая синяк на плече, оставшийся от его зубов. Спенсер привыкает к этой метке, слабая боль напоминает ему, что надежда может спасти душу. Эти теплые губы возрождают воспоминания той ночи, неделю назад, когда у него был самый удивительный в его жизни секс.
— Я же тебе говорил, что все будет хорошо, — бормочет Дерек, останавливаясь на месте укуса. — Не ты один всегда прав.
Спенсер улыбнулся, но не отвечает. Он изворачивается и быстро вскакивает на ноги, прежде, чем эти губы снова заставят его завалиться в кровать.
— Мы должны собираться, — говорит он, когда его слова прерывает настырный звук будильника. — У нас всего три часа до вылета.
Дерек фыркает и неохотно встает на ноги. Подходит к шкафу и выуживает чистую одежду. Затем внезапно резко шагает к любовнику и крепко целует его.
— Дерек… рейс, — придушено пищит Спенсер, пытаясь уклониться от него.
— У нас вся жизнь впереди, Спенсер. Париж и Эмили подождут, — он продолжает целовать его с какой-то благодарностью и благоговением. — Вся наша жизнь.
Спенсер никогда до такой степени не ценил эти три слова, которые теперь кажутся даже важнее, чем привычные «я люблю тебя».
Внутри каждого человека живет маленькое существо, исполненное надежды. Он открыл его в себе. Что-то говорит ему, что даже если бы тест оказался положительным, тот маленький счастливый ребенок не умер бы в нем. Ведь Дерек, в конце концов, олицетворение жизни в его глазах.
Дэвид Ливиттх[4]