[profiles]

Название: Можно подумать
Автор: this is calm, and it is doctor
Размер: 1562 слова
Пейринг: Морган/Рид
Категория: слэш
Жанр: флафф, юст
Рейтинг: R
Краткое содержание: У него есть свой собственный, другой счёт. Раз - два - Спенсер - три - четыре - Рид - пять - шесть - сколько ты выдержишь, Дерек Морган? Или, скорее, обратный отсчет: три-два-один, поехали. Нет. Всё уже. Куда он поедет. Приехал уже. Совсем приехал.
Примечание: мат, авторский стиль и пунктуация, ООС, смысла нет, сюжета тоже. Мой первый фик (тм). Тапки и критика реквестируются.

можно подумать

Дерек давно не считает — ни спасенных, ни обреченных, тех, к кому они не успели. Не считает шрамы, победы и поражения. Не считает дни и месяцы, перелеты, самолеты, гостиничные номера, полицейские участки, погони, редкие — уже — кошмары, дела, машины, лица. Они есть, они каждый день, они составляют его жизнь, так какой смысл акцентировать внимание на рутине?
Нет. У него есть свой собственный, другой счёт. Раз - два - Спенсер - три - четыре - Рид - пять - шесть - сколько ты выдержишь, Дерек Морган? Или, скорее, обратный отсчет: три-два-один, поехали. Нет. Всё уже. Куда он поедет. Приехал уже. Совсем приехал.
Сначала это было просто здоровое любопытство — а у кого в отделе его не было? Рид необычный, что уж тут, и взгляд закономерно останавливался чуть дольше, подмечал, оценивал, запоминал, хотя у них был уговор не составлять профили друг друга. Это был закономерный интерес, который возникает у любого человека при встрече с иностранцем: как говорит, как держит спину, как реагирует на внешний мир, какие слова употребляет, как смотрит и двигается. Досмотрелся, блять, ненароком. Засмотрелся.
Тогда Рид был ускользающим, непонятным, оставляющим после себя невнятно-расползающееся впечатление, как быстро покрывающееся снова дымкой стекло в морозный день: была смазанная ясность и нет её, стоит только отвернуться. Он как будто выставлял свою гипертрофированность во всём впереди себя, защищаясь и обороняясь: слишком высокий IQ, слишком высокая скорость чтения, слишком быстрая речь, слишком острые локти, слишком глубокие тени вокруг глаз, слишком неуклюжие движения, слишком нестандартное мышление. И всё, с чем в итоге оставались окружающие или контактирующие, — лишь ощущение «слишком». Большего Рид словно не давал им запомнить или узнать о себе. Чтобы потом всплыть в чьих-то бесцельных разговорах как чудик с эйдетической памятью, а не чувак, у которого мать-шизофреничка. Как-то так. Это азбука защитной мимикрии: люди запоминают в первую очередь то, что бросается в глаза. Но Дерек не даром один из лучших агентов BAU. Он копал и капал: наблюдения и себе на мозги — не лезь, не трогай, тормози. И не мог уже затормозить. Потому что это Рид и это — вызов.
Он правда такой или прикидывается? Каков процент его самого в этом modus operandi? Где заканчивается доктор Рид и начинается Спенсер и есть ли вообще между ними отличия-переходы? Зачем он пошел в ФБР, если мог выбрать любую специальность, если весь мир послушно и восторженно лег бы у его ног? Какую музыку слушает? О чем мечтает? О чем думает за ужином? Чем он вообще ужинает, ради бога, кожа да кости, честно, Дерек сильно сомневается, что Рид питается чем-то, кроме духовно-научной пищи с кофейным налетом.
За любопытством пришел инстинкт: опеки, защиты, поддержки, хотя это глупо, Дерек понимал, глупо опекать взрослого парня. Глупо, самонадеянно и как-то даже унизительно, но инстинкты на то и инстинкты, чтобы вваливаться в твою жизнь и мешаться назойливо. Дереку спокойно, если Рид все время где-нибудь на периферии зрения, под рукой, под боком, частит, хмурится задумчиво, застывает, прикусывает нижнюю губу, трет глаза и переносицу, вскидывается внезапно, озаренный, неосознанно загибает пальцы, хрустя суставами, сутулится. Тревожный, беспокойный, серьезно-улыбчивый по делу, закрыто-распахнутый к миру, инфантильно-мудрый, скуластый, стоп.
На этом Дереку бы валить, правда, взрослый же человек, как можно было проебать момент, когда привычная ось дружеско-напарнических отношений накренилась опасно явно куда-то не туда?
Ладно, это не шок, и Дерек, в принципе, мог бы понять, отчего и как: находясь по 24 часа в сутки друг у друга на виду, а то и больше, сидя рядом в машинах, засыпая на соседних креслах в самолетах и в соседних номерах в отелях, таская друг у друга и друг для друга кофе, перебрасываясь шутками, фразами, догадками и ключами от служебного авто, держа психанутых ублюдков на прицеле пистолета и Рида — на постоянном прицеле охраняющих рефлексов, сложно было не вляпаться так несознательно-безвариантно. Рид спустя какое-то время словно раскрылся, оттаял, расслабился, позволил себе выдохнуть — немного, почти незаметно, но Дереку хватило. Спенсер будто утвердился и освоился в собственном теле, стал чувствовать себя уверенней, перестал закрываться не по делу, экспериментировал с волосами (длинные, короткие, зачесанные назад, растрепанные, прилизанные, черт, Дерек явно упускал много веселья этой своей приверженностью к экстремально-минимальной длине), стал чаще улыбаться и своевольничать. Но при этом он непостижимым образом оставался прежним, просачивался постоянно через одежду, пробивался сквозь все те бесчисленные жилетки, вязаные кофты с длинными рукавами, свитера поверх рубашек, часы поверх рукавов — от Дерека не скроешься. И от проблем, господи, да что ж он такой проблемный, 33 несчастья и сам себе ящик Пандоры? Нет, им всем, конечно, доставалось, но на Риде у дурного настроения мироздания просто рвало плотину каждые полгода, как по расписанию, Дерек никогда такого не видел. Вынужденная наркотическая зависимость, похищение, избиение, ранения, кошмары, бессонницы, галлюцинации, мигрени, шизофрения в перспективе, сибирская язва — серьезное, нет, правда, сибирская язва? Рид словно испытывал этот мир на прочность, да и себя заодно, пытаясь доказать всем вокруг и себе в частности, что не слабак. Больше не. Что может. И он может, Дерек в курсе. Может много чего: работать на износ, мимоходом изумлять, сучить не по делу, рисковать своей бесценной башкой — тоже не по делу, нарвется же однажды, хотя ангел-хранитель у парня всё же есть, пусть и тот ещё дедлайнер. Может уговаривать невменяемых террористов и взвинченных подростков, к каждому находить подход, мгновенно просчитывая и вычисляя нужные точки, отвлекая и забалтывая, либо, наоборот, вспарывая глухую отчужденную решительность, заставляя услышать, поверить и сложить оружие. Дерек знает, каково это: он сам давно уже сложил оружие, завороженный несерьезно-прицельными интонациями Рида. Его просто нехило вымотала эта неосознанная сексуальность: крупные аккуратные кисти, длинные беспокойные пальцы, которые стоили Дереку россыпи мгновенных, дурных и приблудных мыслей — на какие еще фокусы способны эти пальцы, кроме как филигранного трюка с монеткой? — высокий лоб, уверенно-небрежная походка, позы, жесты, мимика, всё живое, подвижное, расторможенное и сдержанное одновременно, как его самого не клинило этим внутренним столкновением?
Дерека не тормозит ни разница в возрасте, ни собственные былые катастрофы, ни вполне себе возможный отказ, нет. Он держится на одном лишь честном слове. Ладно, есть еще второе — «профессионализм». Это не профессионально, вот. Хотя и этот столп подтачивается каждый день, кренится совершенно по-итальянски (ну или по-блядски, тут как посмотреть), угрожающе раскачивается, и вот уже Дерек срывается на Джей-Джей и впечатывает кулак в дверь, выдыхает малодушно облегченно, когда им сообщают, что от руки религиозного фанатика Сайруса погиб кто-то — Дерек даже не помнит имя и фамилию, просто не Рид, этого хватает с головой, — и самое стыдное, вязко-горькое, что он бы точно так же на миг дернулся слабой легкостью, если бы там погибла бы Прентисс. Это противно, пугающе-нечестно и неправильно, они команда и столько раз прикрывали друг друга, и Дерек уважает их каждого, ценит, любит. Он не готов услышать ни одного из их имен в списке жертв или погибших, он без раздумий умрет за каждого из них, но замкнет насовсем его только из-за одного имени, услышав которое, он не уверен, что сможет выбраться без потерь. Какой уж тут профессионализм.
Охуенный, на самом деле, профессионализм, монолитный и безотказный, судя по тому, что Дерек так долго держится. Держится даже тогда, когда хвататься уже не за что, когда тонкое стекло разделяет сильнее, чем все световые расстояния, когда Рид ненадолго, на затакт секунды, но прощается взглядом, когда Дерек беззвучно и спокойно звереет снаружи, нехорошо обмирая от глухого кашля на другом конце провода. Когда хочется разнести до основания эту камеру смерти, этот хоспис, в который сам себя по неосторожности загнал Спенсер, выгрести его на свет, к свету, к себе, и чёрт с ней с этой сибирской язвой, Дерек и так давно наглотался собственной отравы, ненароком вдохнув слишком много Рида. Когда на вопрос «Ты и правда хочешь на это смотреть?» неуклонно тянет ответить «Да. Хочу. И смотреть. И не смотреть», потому что правда хочется: выдрать Рида из этой мокрой одежды, вытряхнуть из собственного кошмара, убрать падающие на лицо влажные волосы, разложить его на ближайшей поверхности, развести эти тощие бедра и трахнуть со всем его ворохом спутанных мыслей, задвигов, комплексов, страхов, со всеми его улыбками и поворотами головы, скептичными взглядами и вызовом в интонациях, со всеми странностями, талантами и кошмарами. Но Дерек просто кивает головой и уходит. Ему вообще иногда кажется, что он заразился от Хотча этим его «самоконтроль как патология головного мозга». Вот как сейчас, когда…
— Морган, — долетают до сознания настойчивые интонации: видимо, Рид уже не первый раз окликает его, — Морган, это я тут, по идее, должен отключаться, — улыбается Рид и тяжело сглатывает, хмурясь мимолетно.
— Попробуй только, красавчик, я же умру рядом от скуки и тишины без твоей болтовни, — отзывается Дерек, усиливая нажим на живот Рида, там, где рубашка под пальцами тёмная и теплая, пятнами. Это несерьезно и несмертельно, навылет, не впервой, они просто ждут медиков, пока Джей-Джей с Хотчем выманивают очередного нестабильного мудака из дома, в котором он забаррикадировался вместе со своим сыном в виде живого щита. Это нормально. Это оправданно. Профессионально. Всё, кроме того, что края разорванной наспех рубашки выставляют напоказ неприлично много сантиметров голой кожи, и это, конечно, адреналин гуляет в крови, откат и отголоски случайного, ненужного страха за Рида, но Дерек прикипает взглядом и тормозит со скрипом.
— Морган, — уговаривает сипло Рид, который, кажется, гораздо больше переживает за Дерека, чем за себя, — не дави так сильно.
— Прости. Больно? — Дерек поднимает голову и напарывается на серьезный, сосредоточенный взгляд и привычно закушенную нижнюю губу. От падения у Рида осталась полоса на щеке — смазанная, грязная и пыльно-темная; Дерек тянется, не фиксируя, и осторожно стирает след большим пальцем.
— Нет, просто я… восприимчивый, — беспомощно подыскивает слово Рид, словно сам не особо понимая, что происходит.
— Рид, ты… — начинает было Дерек, но его прерывает нарастающий вой сирены приближающейся машины парамедиков.
— Ты, можно подумать, нет, — дергает плечом Рид, слабо улыбаясь.
И у Дерека расплетается внутри тугой узел. Можно подумать, он нет. Да. Можно подумать. Возможно, теперь, и правда, можно об этом подумать.